Если внимательно познакомиться с трудами главного "гения революции" – Ульянова-Ленина, то просто волосы на голове встают дыбом – настолько очевидно, что он, являясь преданнейшим слугой сионизма, воплощал в жизнь их ужасные идеи и залил кровью всю Россию. Наиболее интересным является период 1918-1920 годов, когда вся лживость большевистских лозунгов проявилась в полной мере. Хотелось бы привести некоторые наиболее интересные высказывания Ильича. (Цитируются по т. 36, пятое издание полного собрания сочинений В.И. Ленина)
 Эти
строки были взяты из заключительного слова по докладу "Об очередных задачах
советской власти". Вот оно оказывается что! Мы и раньше слышали этот лозунг,
но я лично думал, что он существовал по смыслу, по сути, а не в конкретном
словесном оформлении Ильича. Откровенная обнаженность этого лозунга указывает
нам многое. Интересный и острый период – с марта по июль 1918 года, то
есть с пятого по десятый месяц управления большевиками Россией. Теоретически
они очень и очень готовились к этой власти и к этому управлению. И Ленин
с поразительной точностью повторяет все идеи, уже высказываемые в "Протоколах".
В статье "Сумеют ли большевики удержать власть", написанной Владимиром Ильичем еще до октябрьского переворота, были заранее предопределены многие действия и акции, которые в обозреваемый нами период стали осуществляться практически. Выпишем из той, еще предреволюционной, статьи главный ленинский тезис:
Значит, схема ясна. Сосредоточить в своих руках весь хлеб, все продукты, a затем распределять эти продукты так, чтобы за хлебную карточку человек, униженный голодом, пошел бы работать на советскую власть и вообще делал все, что прикажут евреи. Гениально и просто. Разница с последующей статьей "Очередные задачи советской власти" состоит в том, что в первом случае (до взятия власти, когда только еще мечталось) делался упор на то, что путем голода (путем учета и распределения) будут принуждать работать богатых, чье сопротивление якобы надо сломить, а во втором случае, когда власть уже была взята, зазвучали иные нотки.
Значит, действительно, с рабочими проще, чем с богатыми. У богатых неевреев сначала надо отнять запасы, а потом уж можно их морить голодом. У трудящихся же никаких запасов нет, отсиживаться им не с чем, надо идти трудиться, исполнять трудовую повинность, со скрипом в душе, потому что подчеркнутый насильственный характер будущего труда при советской власти рабочие почувствовали с первых дней. Признает это и Владимир Ильич.
Не правда ли – откровенно! Значит, призывами трудоспособность не вернешь. А чем же?
Этого не знали, конечно, при "проклятом царском режиме". Если бы при царе ввели вдруг на заводах промышленные суды, представляю себе, на каких фальцетах завопили бы об этом "друзья пролетариата" и все вообще революционеры. А как бы они завопили, если бы, Столыпин, скажем, выступил с такой тирадой... Но выступил с ней, увы, не Столыпин, а Ленин, когда власть находилась уже у него в руках. Читайте.
Вот так. Там, где при царе-батюшке можно просто уволить (а сколько протестов, а то и забастовок было по этому поводу), теперь одного увольнения мало. Теперь – в лагеря. Что и наблюдали мы в исполнение ленинских заветов, особенно в предвоенные годы, когда за двадцатиминутное опоздание на работу люди уходили в лагеря и там гибли. Но официально это лживо называется большевиками-евреями «диктатурой пролетариата». Как же сочетать, с одной стороны, eго диктатуру, а с другой стороны, диктаторство над ним, причем уже не класса, не партии даже, но уже единой воли. А что речь шла о подчинении диктаторе и единой воле, читаем недвусмысленные ленинские слова.
Как хорошо: помитинговали, пошумели, проявили свою пролетарскую гегемонию, потешили душу – щелкает бич диктатора: по местам!
Точнее про широкие слои российского населения, которые осуществляют якобы в стране свою диктатуру, уже не скажешь. И вообще словечко "принудительное" является едва ли не самым любимым в лексиконе вождя в тот период.
В деле принуждения пролетариата (хотя и строился вроде бы социализм) Владимир Ильич Ленин не брезговал обращаться к самым жестоким и драконовским достижениям капитализма. Что еще раз доказывает их общие истоки.
И вообще, капитализм, оказывается, не такое уж страшное слово и понятие.
Вот так раз! При такой постановке вопроса нет ничего удивительного, что сколько бы мы ни листали Ленина, сколько бы ни штудировали, нигде мы не можем вычитать: а собственно говоря, что же такое социализм, который собирались построить? "Социализм – это учет"? "Социализм без почты и телеграфа есть пустейшая фраза"? "Кто не работает, тот не ест"? "От каждого по способностям, каждому по труду"? Вот это все и есть пустейшие фразы. И если между государственным капитализмом и социализмом нет ни одной промежуточной ступени, то чем же все-таки отличается социализм от государственного капитализма? Неужели ничем? А если чем, то все-таки чем? Прямых ответов на этот вопрос у Ленина не встречаем.
Крупную буржуазию, фабрикантов и банкиров удалось уничтожить легко. Да их и было немного, можно пересчитать, взять на учет и ограбить. А вот что делать с мелким собственником? Их же десятки миллионов. Мелкие собственники вызывали у Ленина большую ненависть, чем крупные капиталисты, и он об этом откровенно пишет и говорит. Ведь мелкие собственники – это все самодеятельное население России, самодеятельное и потому самостоятельное. А как раз и надо было лишить его самостоятельности, подчинить и превратить в скот, стадо, послушное единой воле.
Итак, главный враг социализма – это самостоятельные люди. Кто же они? Ответ Ленина недвусмыслен.
Не дают евреям покоя деньжонки в чужих карманах. Ну, а "неправдами" – это, конечно, ввернуто для красного словца. Какими неправдами могло копить деньжонки "громадное большинство земледельцев"? И не мог же он сказать – "все земледельцы", а имел-то в виду всех, ибо что же еще может означать выражение "громадное большинство". К людям, накопившим деньжат, можно было бы отнести и различных валял, златошвеек, кружевниц, шорников, овчинников, кожемяк, сапожников, воскобоев, столяров, плотников, краснодеревщиков, чеканщиков, извозчиков, иконописцев, офеней, пильщиков, угольщиков, стеклодувов, кровельщиков, печников – короче говоря, все самодеятельное население России. И все это объяснялось общим названием – мелкобуржуазная стихия.
Вот ведь какие подлецы, какая темнота и несознательность! Вместо того чтобы просто отдать денежки еврейскому правительству государства, прячут и норовят израсходовать на себя. Не выйдет, заявляет Ильич. Отберем. Где силой, а где лишив товаров и посадив на сухой хлеб. Через торгсины, не мытьем, так катаньем, но отберем! Тут и встала перед большевиками главная, "главнейшая" задача – сосредоточить в своих руках весь хлеб. Это главное средство воздействия, подавления и поощрения, а проще говоря – власти. Началась одна из самых кошмарных и кровавых страниц русской истории под названием продовольственная диктатура. Для себя Владимир Ильич твердо знал, что он осуществляет хлебную монополию, то есть сосредотачивает весь хлеб, имеющийся в России, в своих руках. Но для общественного мнения был придуман колоссальный обман, против которого невозможно, кажется, возразить ничего. Это миф о голоде. Было сделано так, что два главных города, Петроград и Москву, посадили на голодный паек. Сто граммов хлеба в день. Дикие очереди за этими ста граммами. Ну, а раз голод, значит, надо объявить поход за хлебом, борьбу за хлеб, изъятие хлеба ради голодающих. Дело благородное и чистое как слеза. Но голод в Москве и Петербурге был инспирирован. Именно в это время еврейка Лариса Рейснер, например, жила, занимая особняк с прислугой, принимая ванны из шампанского и устраивая званые вечера. Именно в эти годы еврей Зиновьев, приехавший в дни революции из трущоб Нью-Йорка тощим как пес, разжирел и отъелся так, что его стали звать за глаза "ромовой бабой". Да и как могут голодать два города, если они не блокированы неприятелем, когда во всей остальной стране полно хлеба! Разреши, и тотчас же на всех базарах появятся горы хлеба и разных других продуктов. О том, что голода фактически нет, не раз в эти годы говорил и сам Ленин.
Нет уж, Владимир Ильич, либо голод, либо избыток хлеба – что-нибудь одно. Большевики в это время очень боялись, как бы хлеб стихийно не проник или даже не хлынул в голодные столицы и не сорвал бы им задуманное мероприятие. Для этого были учреждены на железных дорогах заградительные отряды, которые следили, чтобы ни один мешок хлеба не проник ни в Москву, ни в Петроград. Заставив рабочих и прочее население этих двух городов изрядно наголодаться, Ленин объявил поход за хлебом, который фактически был нужен не для того, чтобы накормить два города, а чтобы осуществить хлебную монополию.
Так для чего же нужен хлеб: накормить Москву с Петроградом или ради монополии? Выпускается декрет о продовольственной диктатуре.
Вот зачем им понадобился российский хлеб, а вовсе не для того чтобы ликвидировать голод в Москве и Петрограде. Кроме главной задачи – сосредоточить в своих руках все продукты, чтобы управлять и властвовать – продовольственная диктатура имела и побочную цель. Ведь советская власть только еще начинала действовать, и положение ее было весьма и весьма неустойчиво. Об этом свидетельствует сам Владимир Ильич. Судите сами. Вся мелкая буржуазия, как мы недавно читали, то есть все самостоятельное, самодеятельное население России против социализма. В речи перед группой передовых учителей Ленин сделал и другое откровенное заявление.
Но если мелкие собственники, интеллигенты и даже широкие массы учителей – все против, то кто же «за»?
Предельная ясность. Евреи, захватившие власть и опирались на явное меньшинство, на одураченных рабочих, которых называли сознательными. Но ведь и эта небольшая часть сознательных рабочих могла одуматься через месяц другой. Да кажется уже, и одумывались. Вот воззвание Петроградского исполкома от 5 января 1918 года "Ко всему населению Петрограда":
Значит, были, были такие события. Более четкие сведения находим у А. Солженицына:
Значит, регулярной армии уже мало? Наряду с армией были брошены продотряды, составленные из рабочих Москвы и Петрограда. Не в том могло быть дело, что одной армии мало, а в том, чтобы именно столкнуть рабочих и крестьян. Это типичный принцип еврейства – чтобы сам враг уничтожил себя. Надо представить себе все это, как приходят к рабочим агитаторы в кожаных куртках и внушают им, что голодают рабочие (и их семьи, дети) исключительно по вине крестьян, прячущих хлеб. Какой ненавистью разгораются сердца рабочих. С какой яростью идут они в продотряды, чтобы насильно отнимать хлеб (а там тоже дети), и какую ненависть со стороны крестьян вызывали эти насильственные действия.
Измученные инспирированным голодом и натравленные на мужиков, рабочие действовали с озверением, вызывающим встречное озверение. Не отставали и проинструктированные соответствующим образом отряды красноармейцев, преимущественно латышских стрелков под предводительством комиссаров-евреев.
Это отряды-то красноармейцев? Регулярные воинские части с комиссарами во главе? По-видимому, на пьянство надо было свалить те дикие зверства, которые совершали продотряды тогда в деревне. Дальше, не отказываясь от этого зверства и так и называя его своим именем, Владимир Ильич пытается оправдать его в глазах общественного мнения:
Но жутью веет даже не от этих слов об очевидных зверствах, которые нельзя было не признать даже вождю, а от одного ленинского пунктика из "Тезисов по текущему моменту". Это пунктик одиннадцатый.
Понимаете ли вы, мой читатель, что не каждое русское сердце могло все же выдержать, глядя на бесчинства и кровавые зверства, которые прокатились тогда по деревням всей России. Видимо, некоторые люди в продотрядах проникались сочувствием к ограбленным евреями и обрекаемым на голод крестьянам. Отряды, в которых заводились такие люди, и считались "заболевшими". И отправлялись, откуда были посланы, "для отчета и лечения". Нетрудно догадаться о назначаемых методах лечения и о лекарствах, которые их ждали. Теперь остается сказать главное о продовольственной диктатуре, а именно сказать о том, на кого она распространялась. Владимир Ильич все время апеллирует понятиями "кулаки", "деревенская буржуазия", но в одном месте он все же проговорился и таким образом поставил все точки над "i". Речь пойдет о русском крестьянине, которому никто никогда не отказывал ни в уме, ни в смекалке, ни в живости характера, ни в чувстве собственного достоинства. Какие же слова нашел о русском крестьянине великий вождь всех трудящихся? Нам важно сейчас и это, но главным образом то, что Владимир Ильич откровенно, наконец-то, единственный раз проговорился, против кого была направлена диктатура. Никаких кулаков, никакой деревенской буржуазии, все четко и ясно названо своим именем:
Вот теперь все по-ленински ясно. Все крестьяне, которые трудом вырастили хлеб и хотели его продавать, а не отдавать евреям бесплатно, – все они разбойники. Не те разбойники, оказывается, кто с оружием в руках пришел в деревню отнимать хлеб, а те разбойники, кто не хочет его бесплатно отдать. Но самое страшное во всей этой истории то, что продовольственная диктатура, как бы жестока и бесчеловечна она ни была, все же не являлась самоцелью, но являлась лишь изощренным средством к более обширным целям держать в руках весь хлеб и распределять его по своему усмотрению.
Точнее и короче, чем это сказал сам Ленин, сказать ничего нельзя. Остается только крепко задуматься – ради чего, ради каких конечных целей, ради каких конечных звеньев, если размотать всю цепочку, это все делалось? Большевики, предводимые евреями, в 1917 году завоевали Россию и ввели один из самых жестоких оккупационных режимов, которые когда-либо знало человечество! Сошлемся опять на Ленина:
Когда одна страна завоевывает другую, когда и Российская империя завоевывала Среднюю Азию, как там ее не осуждай, ясна была цель, которой не скрывали и сами завоеватели. Многие манифесты так и начинались: "Стремясь к дальнейшему расширению пределов Российской империи...". Итак, когда одна страна завоевывает другую и устанавливает там жестокий оккупационный режим, дабы подавить сопротивление населения и удержать эту завоеванную страну под своей властью, там преследуется хоть и неблаговидная, но понятная цель: присоединить к метрополии завоеванную страну.
Но тогда возникает вопрос – зачем? Хорошо, допустим, что у Ленина это объяснено.
Замените слова "мы" и "социализм" на "евреи" и "еврейство", поскольку это соответствует фактической действительности, и истинная подоплека событий становится совершенно очевидной.
Но опять возникает вопрос: ради чего, зачем и что они хотят принести всем народам? Да то же самое: всеобщий учет, контроль за распределением продуктов. Всеобщую трудовую повинность. Подчинение миллионов (а тогда уже миллиардов) людей единому плану, единой воле, единому руководителю с диктаторскими полномочиями. Зачем? Ради чего? Зачем живых, инициативных, самодеятельных людей превращать в единый, послушный, но зато безмозглый, оболваненный государственный механизм, весь подчиняющийся нажатию одной кнопки? Допустим, что это банальная идея мирового господства, осуществленная не путем походов Юлия Цезаря, Александра Македонского или Наполеона, но путем хитрой отмычки так называемой классовой борьбы и натравливания в каждой стране одной части населения на другую. ("Речь идет не о нашей борьбе с войском, а о борьбе одной части войска с другой". Ленин) Теперь конечно, мы прекрасно понимаем, кому хотели подчинить все народы мира. Теперь можно совершенно однозначно и уверенно утверждать, что речь идет о колоссальном грязном заговоре евреев, осуществляющих геноцид всего остального человечества, причем не своими руками, а искусственно маскируясь и одев на свое лицо различные маски, сталкивая одну часть народа с другой, одну веру с другой и так далее. А еще можно бесконечно удивляться, как им, если бы даже и с благими (как им, может, казалось) целями, как им не жалко было пускать на распыл, а фактически убить или сожрать на перепутье к своим высоким всемирным целям такую страну, какой была Россия, и такой народ, каким был русский народ? Может быть, и можно восстановить храмы и дворцы, вырастить леса, очистить реки, можно не пожалеть даже об опустошенных выеденных недрах, но невозможно восстановить уничтоженный генетический фонд народа, который еще только приходил в движение, только еще начинал раскрывать свои резервы, только еще расцветал. Никто и никогда не вернет народу его уничтоженного генетического фонда, ушедшего в хлюпающие грязью, поспешно вырытые рвы, куда положили десятки миллионов лучших по выбору, по кармическому отбору россиян. Чем больше будет проходить времени, тем больше будет сказываться на российской культуре зияющая брешь, эти перерубленные корни, о возможном росте и характере которых мы теперь не можем и гадать, потому что они не прорастут и не вырастут никогда, они погублены даже и не в зародышах, а в поколениях, которые еще только предшествовали им, ибо убиты, расстреляны, уморены голодом, закопаны в землю. Простое порабощение лишает народ цветения, полнокровного роста и духовной
жизни и в настоящее время. Геноцид, особенно такой тотальный, какой проводился
в течение целых десятилетий в России, лишает народ цветения, полнокровной
жизни и духовного роста в настоящем и, если ничего не изменится, в будущем,
а особенно в отдаленном. Генетический урон не восполним, и это есть самое
печальное последствие того явления, которое кое-кто, захлебываясь от восторга,
именует Великой Октябрьской Социалистической революцией.
|
Про себя же комиссары-евреи
понимали дело четко и просто. Осуществить полный учет и контроль над каждым
граммом и над каждой штукой чего бы то ни было произведенного в России.
Все, что бы ни производилось в стране, держать в своих руках, а потом распределять
по своему усмотрению. Благодаря такому контролю и распределению держать
в подчинении и в трудовой повинности всех без исключения живущих в стране
людей, все поголовно население. Чтобы оно подчинялось единой воле как один
человек. Вот это и есть, по их мнению, социализм. То есть самая высшая
и самая массовая форма рабства всех неевреев. Но для того, чтобы миллионы
людей оказались в материальной, имущественной, хлебной зависимости, надо
их сначала лишить тех некоторых запасов, которые они, может быть, накопили
и которые дадут им возможность чувствовать себя независимыми от пайка,
от хлебной карточки, от зарплаты. Поэтому, взяв власть, с первых шагов
большевики начали стремиться прибирать к рукам каждый рубль, каждую копейку,
каждый грамм хлеба.
Но вот Россию
завоевала группа, кучка людей. Эти люди тотчас ввели в стране жесточайший
оккупационный режим, какого ни в какие века не знала история человечества.
Этот режим они ввели, чтобы удержаться у власти. Подавлять все и вся и
удержаться у власти. Они видели, что практически все население против них,
кроме узкого слоя "передовых" рабочих, то есть нескольких десятых населения
России, и все же давили, резали, стреляли, морили голодом, насильничали
как могли, чтобы удержать эту страну в своих руках. Зачем? Ради чего? С
какой целью? Ради того, чтобы осуществить в завоеванной стране свои политические
принципы. Всеобщий учет и контроль производимых продуктов, государственную
монополию на все виды товаров и их распределение по своему усмотрению.
И это было бы полбеды. Но из углубленного прочтения Ленина мы узнаем, что
эти учет и распределение в свою очередь являются средством, а не целью.
Средством к тому, чтобы осуществить всеобщую трудовую повинность в стране,
то есть заставить людей принудительно трудиться, заставить их подчиняться
воле одного человека руководителя, диктатора, то есть средством к тому,
чтобы все население страны превратить в единый послушный механизм, в стадо.
