"...При императрице Елизавете, — сообщает в своей записке о русском масонстве известный впоследствии масонский деятель Бобер, — масонство начало было распространяться в России, но члены его так опасались за себя и за свое хорошее (!) дело, что собирались только изредка и совершенно втихомолку, и не в обыкновенном помещении, а иногда на чердаке отдаленного большого дома".

ЕлизаветаНо это были необоснованные опасения. Дочь Петра Первого и не думала их преследовать. Еще бы! Масоном был фаворит самой Императрицы Ив. Ив. Шувалов. Духовным наставником И. И. Шувалова был работавший у него секретарем Генрих Чуди, член масонской ложи Шотландской системы. Имея такого покровителя, русские масоны могли действовать совершенно спокойно. Так же как и вольтерьянцы. А вольтерьянцы, это переходное звено к масонам, также имели высоких покровителей. Центр русского вольтерьянства находился в Малом дворе. Идейным руководителем этого центра являлась супруга наследника русского престола Екатерина, будущая императрица-"философ", известная в русской историографии под именем "Екатерины Великой".

Духовная обстановка для распространения масонства была создана самая благоприятная, и оно в царствование дочери Петра I начинает быстро развиваться.
В 1747 г. Н. Головнин, находившийся на дипломатической службе в Пруссии и заподозренный в шпионаже в пользу Прусского короля, признался А. И. Шувалову, что он масон.

"...Я признаюсь, жил в этом ордене и знаю, что графы Захар да Иван Чернышевы в оном же ордене находятся, а более тайностей иных не знаю, как в печатной книге о франкмасонах показано".

В 1750 году в Петербурге работает масонская ложа "Скромность".
В 1756 году существует уже несколько масонских лож.

Сохранилось донесение Олсуфьева начальнику Тайной Канцелярии А. И. Шувалову, в которой он перечисляет имена тридцати пяти лиц, состоящих в масонских ложах.
Членами масонских лож состояли: Р. И. Воронцов, князь Семен Мещерский, трое князей Голициных, князь Щербатов, князь Дашков, князь С. Трубецкой, писатель А. Сумароков, офицеры гвардейских полков Преображенского и Семеновского, работавшие в Кадетском Корпусе: Мелиссино, Перфильев, Свистунов, Остервальд, Петр Бутурлин, Н. Апраксин, Иван Болтин и другие.

Сообщая имена масонов, М. Олсуфьев дает положительную оценку масонским ложам. По мнению Олсуфьева, масонство ничто иное, "как ключ дружелюбия и братства, которое бессмертно во веки пребывать имеет и тако наметшихся их общества называемые просвещением оных удостаивает".

Этот благоприятный отзыв Олсуфьева о масонах объясняется, может быть, тем, что брат начальника Тайной Канцелярии А. И. Шувалова, Иван Шувалов, фаворит Елизаветы, сам, как мы сообщали, был масонам. Очевидно, и сам Олсуфьев был масоном.

"В России, — указывает Иванов, — масонство на первых порах получило характер забавы от нечего делать, стало простым "модным" развлечением, которым увлекалось общество".

В масонских собраниях люди высшего круга, в котором прежде других распространилось масонство, видели лишь занимательные сборища с оригинальными обрядами, — сборища, в которых можно было время провести и людей повстречать. Людей иных, неаристократических кругов привлекала к масонству, с одной стороны, возможность попасть в одно общество с аристократами и с сильными и влиятельными вельможами, с другой, надежда получить через масонские ложи повышение по службе так или иначе устроить свои дела и делишки. Словом, как обычно, одних в масонство завлекали тем, что оно было модным учением и интересной забавой, а других – используя их расчет и тщеславие.

В пятидесятых годах XVIII века собрания масонов в России носили характер клубов с обычными клубными занятиями: бильярдом, карточной игрой и веселыми ужинами в "столовых ложах". Только торжественные приемы новичков и посвящения из степени в степень напоминали о масонстве.

На первых порах поверхностно европеизированное русское общество играло с масонством, как с новой игрушкой. Но это была очень опасная игра. Они как дети, которые часто играют с огнем, с огнестрельным оружием, с гранатой и бомбой, не подозревали, что эти игрушки могут искалечить их и принести в скором времени смерть.

Сильное противодействие среди русского общества вольнодумство встретило еще в масонстве, которое развивалось у нас параллельно вольтерьянству.
Выступления против французского вольтерьянства (в которое вместе с материализмом органически входил атеизм), создало почву для сближения масонов с представителями православного духовенства.

"Масоны, — замечает П. Знаменский, — были в дружбе с духовенством, Платон (митрополит Платон в эпоху Екатерины II) был даже сделан покровителем Дружеского общества, но церковь все-таки не могла считать их своими официально, хотя против них и не высказывалась".

Екатерина IIЛекции Шварца, главы русских розенкрейцеров при Екатерине II, были пропитаны масоно-еврейской мистикой кабалы. Они, заменяя религиозную мистику масонской мистикой, подготовляли к усвоению "истин масонства". Церковь же не высказывалась против масонов потому, что была с масонами в дружбе, и потому, что выступления против масонов были рискованны и грозили преследованиями со стороны сильных мира сего, увлекавшихся вольтерьянством и масонством, что само по себе говорит о том, что в этот период она уже была поставлена на колени и не несла духовной истины.

Великий Провинциальный Мастер для России, известный масон эпохи Елизаветы и Екатерины II, Иван Елагин сообщает в своих воспоминаниях, что он вступил в Общество Вольных Каменщиков в ранней юности, когда масонские ложи имели в своем составе много лиц "из числа высших государственных сановников".

В таких условиях вести борьбу с масонством было трудно. Масонами были многие из высших сановников, офицеры гвардейских полков, учителя и воспитатели Шляхетского Кадетского Корпуса, большинство профессоров созданных при Елизавете высших учебных заведений — Московского Университета и Академии Художеств. Молодежь, воспитывавшаяся в этих учебных заведениях, вводится воспитателями в круг идей вольтерьянства и масонства. Шляхетский кадетский корпус, в котором получали воспитание дети русской аристократии и русского дворянства, становится очагом масонского просвещения. В корпусе получили воспитание многие из видных русских масонов Елизаветинской и Екатерининской эпохи. В нем учились Болтин, Сумароков, будущий обер-прокурор Святейшего Синода П. И. Мелиссино, историки Болтин и М. М. Щербатов и другие. Контроль преподавательского состава училищ, а теперь университетов – это еще один характерный прием, позволяющий "готовить кадры".

Воспитание, которое получала русская молодежь в Шляхетском корпусе и в Московском Университете, носило космополитический характер. Ничего русского в этом воспитании не было. Образованные люди с каждым поколением все дальше удалялись от национального миросозерцания.

Сначала русскую молодежь масонство притягивало к себе своей таинственностью и возможностью сблизиться в масонских ложах с вершителями судеб государства и таким образом обеспечить себе хорошую карьеру. Они, естественно, не понимали, что просто становились орудием, послушной игрушкой в исполнении планов иудейства, а оно, играя на страстях, затягивало молодежь в сети масонства, обещая все материальные блага в будущем.

Иван Елагин признается в своих записках, что к масонам его влекло "любопытство и тщеславие, равенство с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами, и достоинствами, и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне благовестили... Содействовали тому и лестная надежда, не могу ли через братство достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастью моему". Как мы видим, в роли мангита здесь выступают далеко не возвышенные чувства, которые побуждают человека осуществлять поиск духовных истин, как это было, скажем, на востоке, а вполне меркантильные и приземленные чувства, пропитанные собственничеством.

Наивный характер зарождавшегося русского масонства не удовлетворил сначала Ивана Елагина. Он не обнаружил в русских ложах, по его словам, "ни тени какого-либо учения, ниже преподаний нравственных". Он видел только "предметы неудобоносимые, обряды странные, действия почти безрассудные; и слышал символы нерассудительные, катехизисы уму не соответствующие; повести общему в мире повествованию прекословные, объяснения темные".
"С таким предубеждением проводил я многие годы в искании в ложах и света обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого, ниже никакие пользы не нашел, колико не старался".

Но позже Иван Елагин "узнал" в масонских идеях "истинный свет" и в царствование Екатерины II создал даже свою особую "Елагинскую" систему масонства, за что был отличен руководителями европейского масонства званием Великого Провинциального Мастера для России. Такие вот меркантильные и тщеславные люди стояли, в большинстве своем, во главе лож.

При всей своей наивности масонство Елизаветинской поры достигает своей цели.
Оно объединяет в своих ложах всех идущих по пути "Великого Петра", всех преклонявшихся перед западной культурой, всех зараженных европейскими "прогрессивными идеями "и атеизмом. Масонство дает скороспелым русским "вольтерам" и безбожникам то, чего им не хватало до сих пор, чтобы активно влиять на духовную жизнь русского общества, — организацию. Русское масонство объединяет всех, кто презирает искалеченную Петром I Россию и принадлежит душой западному миру. Естественно, создатели масонства – иудеи – и помыслить не могли, что нечто подобное возможно посредством самого иудаизма, поскольку все, открыто связанное с жидовством, встретило бы на Руси совершенно иной прием. Великий обман удался!

Увлечение французской философией и французскими политическими учениями масонского происхождения приводят к сильному росту безбожия в высших кругах общества. Яркие свидетельства об этом мы находим в автобиографических воспоминаниях Д. Фонвизина.

"В то же самое время, — пишет Фонвизин, — вступил я в тесную дружбу с одним князем, молодым писателем (1763 г.) и вошел в общество, о коем я доныне без ужаса вспомнить не могу. В сие время сочинил я послание к Шумилову, в коем некоторые стихи являют тогдашнее мое заблуждение, так что от сего сочинения у многих прослыл я безбожником".

В другом месте своих воспоминаний Фонвизин показывает, как глубоко безбожие проникло в высшие слои европеизировавшегося высшего общества, обитавшего в "Северном Парадизе": "Приехал ко мне тот князь, с коим я имел неприятное общество". Этот князь позвал Фонвизина к графу, имя которого Фонвизин не называет.
"Сей граф, — сообщает Фонвизин, — был человек знатный по чинам, почитаемый умным человеком, но погрязший в сладострастие. Он был уже старых лет (следовательно, его юность прошла в царствование Петра I — В.Р.) и все дозволял себе потому, что ничему не верил. Сей старый грешник отвергал даже бытие высшего Существа".

Описанное выше относится к 1763 году, то есть происходило всего через два года после смерти Елизаветы. Такое "духовное" наследство оставила она Императрице-философу — Екатерине II.

Подобная зараженность французской атеистической и рационалистической философии создала чрезвычайно удобную почву для распространения масонства разных направлений.

назад
слуги Гриффона
вперед
Hosted by uCoz